”Дай, оглянусь…”
А.С.Пушкин
Родилась я в семье художника, вернее сказать в одной “художественной” московской
семье. Единственным стоящим занятием в этой семье считалось занятие искусством.
Поэтому, в связи с полным отсутствием музыкального слуха, ( меня мучили игрой на рояле
до 10 лет) путь мой в жизни был предрешен.
В раннем детстве главным человеком для меня была бабушка, Елена Михайловна
Замятина. Меня и назвали в честь нее. Дворянка по рождению и всему внутреннему
устроению, она была человеком чести и долга, который видела в безоговорочном служении
своим близким (независимо от того, хотят они того или нет). Оставшись в 17м году круглой
сиротой, а в 43-м вдовой, с двумя малыми детьми на руках, бабушка сумела не только
спасти и выучить этих детей, но и закалить свой характер, организованность и
бескомпромиссность которого так никто из нас и не унаследовал. При полном презрении к
устоям буржуазного быта , (“мещанка”-было самым страшным ругательством в её устах,)
главным украшением своей комнаты, в которой росла и я, бабушка видела рояль и картины
на стенах. Последние должны были быть моими. “Ты будешь рисовать, а я тебе за это буду
читать”, – говорила бабушка и выбора у меня уже не было. Я так и вижу ее, с книгой в руках,
засыпающей над описанием Аустерлицкого сражения в романе “Война и Мир”. Выбора уже
не было и у нее, – русскую литературу я должна была знать без сокращений.
Раннее детство заполнено для меня золотым светом, как улица против солнца. Контуры
деревьев, домов, людей скорее угадываешь, чем различаешь. Солнечный ли это свет, или
свет той любви, что дарили мне близкие, не знаю. Но детство для меня это всегда Таруса,
огромный, таинственный мир, уходящий во все стороны света своими ломанными
горизонтами. Это одно бесконечное лето, вмещающее себя: и в сумрак оврага, и в
мелькание желтой листвы под колесами велосипеда, с острым холодком скорого падения в
груди, в стручок акации на ладони, взрывающийся тебе в лицо, в кружку ненавистного
молока на залитой солнцем скатерти, в заросли “Ваньки мокрого” у забора. В то
бесконечное количество подробностей, мгновенное узнавание которых сейчас, через 30
лет, дарит мне острое чувство вневременья, а может быть вечности. Эта загадка Целого,
проявляющего себя в деталях и ускользающего от тебя, как только начинаешь эти детали
перечислять, является для меня одной из главных художественных проблем.
Но тогда, в детстве, художественные проблемы мало меня заботили. Жизнь была полна
и неделима. Выделение и отделение себя от мира и мира от себя пришло ко мне позже,
когда я уже училась в МСХШ. Каждые школьные каникулы, нестерпимо холодные в нашем
географическом поясе, бабушка вывозила меня на этюды в один из маленьких
подмосковных городков. За 6 лет учебы мы объехали их почти все. Жили мы в маленьких
двухэтажных гостиницах, с деревянными скрипучими лестницами в коридорах, почти
всегда в одиночестве. На улицах этих городов дул пронизывающий осенне-весенний ветер,
шел мокрый снег, бесконечно долго смеркалось и в сумерках, за всем этим снегом и
дождем, вставало величественное пространство земли и неба, открывающееся за
поворотом реки близ Боровска, Можайска, Вереи или Волоколамска. Оно, это
пространство, существовало отдельно от меня, уже не являясь моим физическим
продолжением, как поворот знакомой улицы в Тарусе. Его нельзя было обживать, перед
ним можно было только предстоять.
Все мое отрочество и юность тесно связаны с МСХШ, с ее первыми учителями,
друзьями и приятелями, первыми муками самолюбия, победами и неудачами. Школе я
обязана и основам профессиональной грамоты. Так оказалось, что нарисовать можно
почти все. Выходило очень похоже. Природа пока ещё терпеливо позировала, послушно
поворачиваясь с нужной стороны. Школа располагалась в Лаврушинском переулке, уроки
прогуливать удобнее всего было в Третьяковской галерее или в Репинском парке, с
неизменной вороной на бронзовой голове живописца. Стрелки круглых часов в коридоре
школы, описывая суточный круг, возвращались к исходной позиции, лишний раз
подтверждая непререкаемое ощущение юности, что “Все впереди!”.
Тогда же, в школьные годы открыла я для себя мир родителей и их друзей, наполненный
новыми разговорами, первым опытом христианства, общением с художниками.
Годы учебы в Суриковском институте самое просторное время в моей жизни. Институт
представляется мне сейчас огромным кораблем, плывущим по волнам потерянного
времени, времени, которого мне сейчас так не хватает. Может быть тому виной была моя
уникальная способность опаздывать на все занятия, доведённая до абсурда полной
свободой посещения, подаренной нам преподавателями. А может быть густой туман
мимолетных влюбленностей. Институт все же закончился для меня замужеством и
встречей с художником, самобытности таланта которого я удивляюсь до сих пор.
Главное, что я поняла для себя за время учебы, это то ,что искусство “всех времён и
народов”- один большой организм, изучающий и подчиняющийся единым законам
Гармонии. Поэтому все разговоры об актуальности и современности того или иного
течения в искусстве мне мало интересны. Я и в музеи хожу, как в гости: поговорить,
порадоваться, утешиться. Рембрандт и Кандинский, Андрей Рублёв, Фра-Анжелико,
Борисов-Мусатов или Родко для меня не противники, а союзники ,учителя и драгоценные
собеседники, как Пастернак, Чехов или Тютчев..
Из всех стран, где довелось побывать, больше всего люблю Италию. Благодаря её
ландшафту, художникам и солнечному свету ощущаю эту страну своей второй родиной
,после леса в Тарусе и своей мастерской. Оказавшись в последней никуда уже не хочу.
Занятие искусством мне жизненно необходимо, так как является главным способом
моего развития и общения с миром. Поэтому всякое другое занятие кажется мне
временным и делается по необходимости. Работаю я для себя, поэтому так удивляюсь и
радуюсь чужому вниманию. Работы свои чаще делаю долго, мучительно, по много раз
возвращаясь к одним и тем же местам, пока картина сама не отпускает меня: “Все, хватит!
Я существую!”. Но бывают и тупиковые дороги, когда месяц промучившись над листом
бумаги или холстом, в отчаянье отворачиваю его к стене.
В работе руководствуюсь больше интуицией. Каждая серьезная выставка для меня
всегда этап в пути. В работе и в жизни меня привлекают не контрасты, а единая гармония
всех частей. На холсте пытаюсь добиться спокойного мерцания тона. Последние годы
сознательно отказываюсь от яркой, щедрой “живописности” цвета ради “живописности”
тональной.
Мои работы Пейзажного цикла формально не связаны между собой. Они никак не
претендуют на фактическое отображение того или иного места, внимательное копирование
деталей только уводит меня от предмета изображения. Пейзаж для меня – это состояние
души, её посильный отклик на красоту Божьего мира. Человек в пейзаже для меня и
мимолетный прохожий и таинственный соучастник происходящего.
В своих работах, посвященных Детской теме, я стараюсь остановиться и оглянувшись, как
ребенок, рассмотреть мир по частям, в маленьком удивляясь и радуясь большому.
Одно из ярких воспоминаний детства. Москва, зима, в комнате утренние потемки. Я только
что проснулась от щемящего чувства тоски и радости. Приснилось лето, вернее сказать
солнечный свет, бьющий сквозь волнующуюся листву дерева. Вот этот свет, или вернее его
ощущение, я и хотела бы, наверно, передать в своей работе….
2005.